Идея мне понравилась, и я уже другим взглядом обвел поле боя. В этот момент один из стрелков вытащил из зарослей прятавшегося там раненого разбойника. Бросив его к трем остальным, он вскинул на меня глаза.

— Господин консул, с этими-то что…? Вздернуть может⁈ — Он убедительно посмотрел на толстый сосновый сук.

Улыбнувшись, качаю головой.

— Нет, Васюта, пусть поживут еще! — На удивленный взгляд стрелка поясняю. — С собой заберем! Послухами пойдут, а то вдруг наш славный барон на суде отпираться начнет.

Часть 1

Глава 7

Конец Ноября 1257 года

Вода в реке по пояс, и лошади, еле справляясь, тянут тяжелый фургон через брод. Спешившиеся стрелки, уперевшись с двух сторон, помогают вытолкать из воды тяжелую колымагу.

Это очередная переправа, и я надеюсь последняя, потому как крыши Мюнхена уже в прямой видимости. Прямо на север, на вершине холма, хорошо видны стены города и торчащий в небо шпиль собора Святого Петра. Накатанная дорога ведет прямо туда, но нам нужно немного в другую сторону, куда и указывает мне проводник.

— Герцог Людвиг редко бывает в городе, — неразборчиво лопочет сутулый человечек с осунувшимся землистым лицом. — Он предпочитает свой замок, что на острове Коленинзель.

Мое внимание сейчас приковано к фургону, и я слушаю на автомате, но баварец, не обращая внимания, тычет рукой вдаль.

— Видишь, вон там за поворотом шпиль торчит⁈ Там река Изар раздваивается, образуя между двух рукавов остров. Там родовое гнездо Виттельсбахов.

Стрелки, наконец-то, вытолкали фургон на берег, и успокоившись, я перевожу взгляд в ту сторону, куда указывает проводник. Там, над кронами деревьев, действительно виднеется треугольная крыша, но всего остального разглядеть отсюда невозможно.

«Ладно, упремся — разберемся!» — Проворчав про себя, тыкаю кобылу пятками и выезжаю на дорогу.

Наш маленький караван вновь трогается в путь, и примерно через полчаса движения вливается в широкий тракт, заполненный беженцами. Бредущие люди с серыми потухшими лицами, телеги со скарбом, гурты мычащего и блеющего скота. Все это непрестанным потоком движется в сторону города.

«Немудрено, ведь вся земля к северо-востоку отсюда сейчас в огне. — Прохожусь взглядом по согбенным горем фигурам и мысленно восклицаю с какой-то горькой самоиронией. — И за все свои страдания они могут благодарить тебя! За сожженные дома, за убитых и угнанных домочадцев, и за все свои сегодняшние и будущие невзгоды!»

Несмотря на сарказм и патетику, я не чествую за собой вины. Да, я направил вторжение Бурундая в центр Европы, но разве без меня его бы не было. Просто тогда брели бы в пыли другие люди, и горели бы дома в других местах. Где-нибудь на Волыни или в центральной Руси.

«История Золотой Орды — это история постоянных войн, — возмущенно пытаюсь сбросить цепляющее чувство вины, — если монголы сейчас творят зло здесь, то значит в этот момент их нет у меня дома, и на всем пространстве от Волги до Днепра царит относительный мир и спокойствие».

Тут мой рот самопроизвольно кривится в ироничной усмешке.

«Если вообще эти понятия применимы к этому кровавому времени!»

Чувствую, что кто-то дергает меня за рукав, и поворачиваю голову. Это проводник. Он настойчиво пытается привлечь мое внимание.

— Эй, тебе не туда! — Он тыкнул в поток людей и телег сворачивающий к городским воротам. — Тебе прямо! Замок герцога там.

Под любопытные взгляды беженцев берем правее и выезжаем на дорогу, что идет в обход Мюнхена на юг.

Все это время проводник не затыкается и непрерывно болтает.

— Людвиг Суровый не любит город, ныне в Мюнхене стало слишком тесно и грязно. Герцог предпочитает жить в замке, что я показывал тебе. Помнишь остров…?

Конечно я помню, но пускаться в разговор со словоохотливым немцем мне неохота, и я лишь молча киваю.

Видя мое нежелание, проводник тоже умолкает, и дальше мы уже едем в тишине, пока из леса на другом краю равнины не появляется большой отряд всадников. Даже отсюда различим блеск металла и характерная дрожь земли под копытами тяжелых рыцарских лошадей.

Сомнений нет, навстречу идет отряд тяжелой конницы и намерения его далеко не ясны. Да, мы ехали не таясь, и новость о посольстве должна была уже достичь герцога, но во избежание неприятных сюрпризов два десятка стрелков по команде Соболя выезжают вперед и достают пищали. Выстроившись поперек дороги в две шеренги, они готовятся встретить возможное нападение дружным залпом. Еще три десятка во главе с Калидой собираются позади них для контратаки. Мы готовы к любому исходу, но я все же очень надеюсь, что нам навстречу мчится почетная встреча, а не атакующий отряд.

«Ну не идиот же герцог! — Мысленно убеждаю самого себя. — Хотел бы напасть, так устроил бы засаду на переправе!»

Пыльное облако приближается, и уже можно различить всадников в кольчугах и шлемах под сине-белым штандартом герцогов Баварии. Стук лошадиных копыт врезается в уши, Соболь поднимает оголенную саблю.

— Товсь!

Стрелки вскидывают пищали, целясь в приближающуюся конницу, но у идущий галопом кавалерии хватает здравого смысла сбросить ход шагов за сто, и я облегченно выдыхаю.

— Отставить! — Кричу на всякий случай, ибо не дай бог нервы у кого-нибудь не выдержат.

Стрелки поднимают стволы ружей вверх, а я, ткнув кобылу пятками, выезжаю вперед. Калида и Соболь тут же пристраиваются справа и слева. От команды встречающих тоже отделяется всадник и парадным аллюром скачет нам навстречу.

«Встреча на Эльбе, мать его!» — Выматерившись про себя, успокаиваю натянутые нервы и одеваю на лицо радушную улыбку.

— Посол Великого хана и консул Твери, Иоанн Фрязин! — Представляюсь подъехавшему всаднику, и в ответ тот, едва склонив голову, лишь намечает приветственный поклон.

— Граф Отто фон Вильденау, командор замка Коленинзель.

Граф и не менее сотни всадников в полном вооружении. Пробегаюсь оценивающим взглядом по рядам встречающих. Хауберки с латными пластинами на груди, кольчужные чулки, кованые шлемы с забралами… В общем полный набор, который по мнению герцога должен произвести на нас неизгладимое впечатление'.

«Отсюда и галоп, и штандарт, и боевые копья! — Делаю очевидный вывод. — Нас банально пытались припугнуть! Нет, господа, не на тех напали. Нас такими штучками не пронять! Мы и сами кого хошь напугаем!»

Усмехаясь про себя, выслушиваю приглашение графа проследовать в замок Коленинзель.

В высоких потолочных арках застывает эхо наших шагов, а в десятках нацеленных на нас глаз я читаю удивление, перемешанное с разочарованием. Думаю, очень многие в этом зале рассчитывали увидеть жутких страшилищ. Тех чудовищ, что примчались с другого конца земли и истребили по пути сотни народов, а тут вроде бы обыкновенные люди и даже одежда не сильно отличается. Надо сказать, у меня тоже довольно странные ощущения. Все вокруг напоминает мне любительскую постановку в провинциальном театре. Какой-нибудь Золушки или Короля Лира…! С высокими колпаками и тяжелым бархатом платьев у дам, с мужскими чулками и буфами у мужчин, и длинными носами туфель без каблуков у тех и других. Но нет, пожалуй, беру свои слова назад, ни в одном даже самом задрипанном театре не будет такого острого, пропитавшего стены запаха сырости и немытого человеческого тела.

Мы с Калидой проходим через зал и останавливаемся перед креслом герцога. По обе стороны от него полукругом выстроились придворные. Зал небольшой, прямоугольной формы, и высоченные потолки визуально делают его еще меньше. Народу за герцогским кресло выстроилось немало, и всем им приходится тесниться. Сам герцог Людвиг II тоже напряжен, на его еще молодом лице написана тщательно скрываемая растерянность. Единственно, кто чувствует себя совершенно свободно в этом зале — это шут. Он сидит на каменном полу, прямо перед троном, в грубых зеленых лосинах и колпаке с рожками. Точно таким, каким бы нарисовал его художник все того же провинциального театра.