Сейчас глядя в лучистые глаза Ваньки, мысленно повторяю то, что уже сказал себе ночью.

«Лучше него с таким делом никто не справится!» — Повторив, добавляю в голос еще больше строгости.

— В Сарае найдешь возможность попасться на глаза Иргиль. Она, наверняка, ходит на рынок за травами, может еще куда… В общем найдешь, не мне тебя учить! Она тебя узнает и сама найдет способ на тебя выйти. Ты же сам к ней не лезь ни в коем случае! Как встретитесь, передашь ей письмо и будешь делать все, что она скажет, но одно знай твердо — за ее жизнь головой отвечаешь!

Помолчав еще с мгновение, добавляю.

— Когда приедешь в Орду, там уже, скорее всего, начнется смута, так что будь крайне осторожен и…

Тут влюбленный мужчина во мне все-таки подминает под себя расчетливого политика, и я даю слабину.

— На крайний случай! Если почувствуешь, что все уже край, что дольше тянуть нельзя и надо уходить. На этот случай даю тебе волю ее не слушать. Заматывай в ковер и вывози силой! — Упираюсь в него жестким взглядом. — Ты меня понял! Что бы она не говорила, помни! Ее жизнь для меня ценнее всего!

Едва Соболь вышел, как на пороге появился Калида. Проводив полковника взглядом, мой друг бросил на меня вопросительный взгляд.

— Куда это ты его…?

— В Орду. — Отвечаю односложно, и Калида, не переспрашивая, лишь хмыкнул в усы.

— Далековато!

Я не собираюсь хранить секреты от своего друга и в двух словах объясняю ему ситуацию. Закончив, отдаю короткий приказ.

— Так что готовь армию к выступлению! В ближайшие дни желательно начать движение на юг, на соединение с Абуканом. А сегодня еще надо отправить гонцов к герцогам. Письма им я напишу сам, пусть подтягиваются к Люнебургу. — Быстро глянув на разложенную на столе карту, я прикинул расстояние. — Туда дня три спокойного марша.

Калида кивнул, а я бросил на него вопросительный взгляд.

— Напомни-ка мне имя того взводного, что получил капитана за находчивость в сражении у Эбенхюгельского холма.

Мой друг ответил, не задумавшись, ни на секунду.

— Гаврилка Сыч, сын старосты кожевенного конца Ермилы Зырича. Помнишь такого?

Зырича я помнил, но это было сейчас неважно.

— Хочу оставить его здесь старшим, так сказать, командором крепости. Что скажешь⁈

Калида удовлетворенно поддакнул.

— А что! Парень хоть и молод, но толковый. Всего два года как с училища, а уже показал себя. В бою стоек, сам знаешь! Ветераны его уважают. Опять же, чужого не возьмет, но и своего никому не отдаст.

Мой друг, как всегда, зрит в корень. Именно из-за упертости и дотошности я и выбрал этого парня. В общении со здешним немцем эта черта ему ох как пригодится!

Улыбнувшись, я окончательно подтверждаю.

— Тогда решили! Оставь ему два взвода, а остальных бойцов его роты распредели по тем взводам, где уже меньше двадцати человек осталось. — Подумав еще, я махнул рукой. — Ладно, я потом еще сам с Гаврилой поговорю.

Поняв, что это все, Калида уже было шагнул к выходу, но неожиданно остановился. Повернувшись, он все же не сдержал своего любопытства.

— Сегодня утром я не совсем понял, этот ордынец что, действительно, вязать тебя собирался?

Усмехнувшись, просто отмахиваюсь.

— Пустое! Абукан без нашей помощи Магдебург не взял, а теперь Ганновер взять не может, вот и бесится! Ничего, скоро подойдем успокоим.

— Ну-ну! — Калида расценил мой ответ по-своему и, покрутив ус, вдруг выдал. — А выходит ты был прав, когда отложил поход на Ахен и вдруг двинул торговый двор тута ставить.

За всеми свалившимися на меня новостями, я еще не думал в таком аспекте, и слова Калиды меня немного озадачили.

— С чего это ты так резко мнение свое сменил? — С улыбкой подначиваю друга, но тот отвечает на полном серьезе.

— Коли уж вскоре так случится, что Берке поворотит тумены ордынские назад, то и мы след за ним восвояси отправимся. Одни мы тута не удержимся. Вот и выходит, ежели бы сейчас не пришли сюда, то потом уж и недосуг было б, да и не по силам!

Часть 2

Глава 8

20 Начало сентября 1258 года

Под копытами кобылы звонко цокают гранитные плиты моста Браусбрюк. Дальше, за мостом, открывается дорога на Люнебург, и отсюда уже видны городские стены и открытые ворота города. Впереди меня рысит полусотня конных стрелков под командой своего нового командира. Капитан Еремей Стылый, бывший зам Соболя, а ныне командир бригады конной разведки, едет впереди, настороженно крутя головой и оценивая меняющуюся обстановку.

Картина за мостом действительно открывается живописная. Петляющая дорога упирается прямо в открытые ворота Люнебурга, перед которыми уже можно разглядеть крохотные фигурки встречающей меня делегации. Справа и слева от дороги желтеют еще неубранные поля, чуть дальше темнеет полоса леса, а на холме северо-восточнее города пестрит разнообразными флагами большой военный лагерь. Отсюда, с моста, я уже могу различить красно-белые штандарты маркграфа Бранденбургского, желто-черные, словно пчелиное брюшко, полосы на стягах герцога Саксонии, и уже хорошо знакомая бело-синяя косая клетка флагов Людовика Баварского.

Я далековато оторвался от основных сил моей армии и еду в авангарде под охраной только двух сотен конных стрелков. Калиде это, как водится, не нравится, и он недовольно хмурит брови. Охрана тоже вся на нервах, один я спокоен. Ситуация, как я ее вижу, не предвещает никаких осложнений.

Дело в том, что еще вчера конный дозор наткнулся на моего тайного посланника. Архиепископ Мюнхена и Фрайзинга Лаурелий Эберсбах так торопился мне навстречу, что слегка заплутал. К его счастью, разведка натолкнулась на его застрявшую в ручье двуколку, которую никак не могли вытащить оттуда двое его дородных слуг.

Грязного, замерзшего и злого как черт, его привели в мой шатер, и только три стопки крепкой брусничной настойки смогли вернуть ему привычную циничность и самоуверенность. Слегка захмелев и расслабленно растекшись в кресле, он вяло усмехнулся.

— Новостей у меня много, не знаю даже с каких начать.

— Начинай с плохих! — Резко отрезал я, готовясь выслушать неприятные известия.

Новости действительно оказались нерадостными.

— Понимаешь, — жестикулируя, начал объяснять он, — к тому времени, когда я добрался до Кельна, было уже безнадежно поздно. Помнишь Оттавиано Убальдини⁈

Не дожидаясь ответа, он тут же продолжил и начал объяснять.

— Ну того пройдоху и папского прихвостня, что монаха-отравителя к тебе подослал. Так вот он и тут опередил нас. Хуже того, по поручению Святого престола он успел уже проехаться по всей Франции, разнося буллу Алекасандра IV о созыве крестового похода против монголов. Французское рыцарство ответило ему решимостью сразиться с нехристями, и сам король Франции Людовик вместе с братом Карлом Анжуйским решили возглавить грядущий поход.

Замолчав, он сморкнулся в грязный платок и продолжил уже чуть в ином тоне.

— Честно говоря, булла папы это даже не про крестовый поход, это настоящая мольба о помощи. Вопрос ныне стоит очень остро, и речь идет о реальном спасении Святого престола. Ведь Рим сейчас между двух огней. С севера неумолимо накатываются монголы, поговаривают, что они уже под Равенной и даже осадили город, а с юга наступает этот бастард Фридриха, Манфред Сицилийский. И то, что папа отлучил его от церкви и объявил врагом всего христианского рода, никак Риму не помогает. — Замолчав на миг, он взмахнул рукой. — Хотя все это тебе не интересно! Главное, Людовик IХ и герцог Анжуйский решили помочь папе в его столь бедственном положении и объявили о сборе христианского воинства. Их армия уже почти готова к походу, но, как ты сам понимаешь, прежде чем двинуться на Рим, они должны обезопасить себя от удара в спину, то бишь разгромить врага здесь, в Германии.

Слушая архиепископа, я быстро пытаюсь вникнуть в перечень звучащих имен.

«Людовик IХ — это тот король Франции, что возглавил два самых бездарных крестовых похода, за что посмертно был признан Святым. Карл Анжуйский, этот мужик посерьезней будет. В глупые авантюры не влезал, но в средневековой Европе известен не менее, чем его непутевый братец. Он — именно тот, кто в будущем одолеет того самого бастарда Манфреда, казнит Конрадина и завоюет Сицилийское королевство».