Немая сцена продлилась секунду, и Бурундай вновь прикрыл глаза, оставив на губах лишь ядовитую усмешку. Заметно, что он очень доволен собой и настроение у него превосходное.

«Что ж, — решаю про себя, — момент как нельзя подходящий!»

Подумав так, вновь прошу слова и, получив еще один одобрительный кивок от Бурундая, начинаю издалека.

— Чуть больше десяти лет назад по указу Батыя в Золотом сарае был казнен Черниговский князь Михаил Всеволодович.

Вижу, что и Бурундай, и Берке пытаются вспомнить этот момент, но безуспешно. Событие слишком уж незначительное для них, и на лицах обоих появляется раздраженное непонимание — к чему это все⁈

Не обращая на это внимание, я продолжаю в той же неторопливой манере.

— Так вот его старший сын Ростислав Михайлович тогда же женился на дочери венгерского короля Белы IV, а ныне немало преуспел и пользуется в Будапеште большим влиянием. Также пару лет назад он влез в Болгарскую авантюру и попытался примерить на себя корону царя Болгарии, но потерпел неудачу. Корона уплыла у него из рук, а он уже успел почувствовать ее жар и теперь он жжет ему сердце.

Обрывая меня, Берке недовольно скривился.

— К чему мне слушать рассказы про какого-то ублюдка какого-то казненного преступника⁈ Раз мой брат стер с лица земли отца, то и весь род его недостоин даже упоминания!

Склоняю голову в сторону Берке, показывая, что я преклоняюсь перед его мудростью, а затем перевожу вопросительный взгляд на Бурундая — мне продолжать?

Веки старого полководца на миг приоткрылись и тут же опустились, говоря мне да. Склоняю голову теперь в сторону Бурундая и веду свою нить дальше.

— Недавно я говорил с доверенным лицом Ростислава и понял, что если пообещать ему корону Болгарии, то он может быть очень полезен.

На это вновь получаю порцию злого сарказма от Берке.

— Фрязин! Ты разбрасываешься царскими венцами, как лошадиным пометом! Откуда такая щедрость⁈

С маской абсолютного смирения повторяю туже комбинацию, что и минуту назад. Благодарный поклон в сторону Берке и вопросительный взгляд на Бурундая. На этот раз глаза старого монгола не закрылись, и в них зажегся огонек интереса.

Не поворачивая головы, он произнес тихо, но непреклонно.

— Я понимаю, что великому Берке недосуг слушать скучные истории, и не задерживаю его дольше. Он может идти заниматься своими важными делами.

«Ого! — Не могу удержаться от мысленного восклицания. — На моих глазах всесильного брата самого Батыя только что послали куда подальше!»

Берке тоже это понимает, и я ловлю в его глазах отблеск бушующего у него в душе пламени. Он в бешенстве, но ни одним жестом не выдает этого. Склонив голову в сторону хозяина юрты, он медленно поднимается и выходит.

Несколько секунд взгляд Бурундая смотрит на то место, где только что стоял Берке, а затем оборачивается ко мне.

— Ну, что ты там рассказывал, напомни…

Его голос звучит с какой-то скучающей ноткой, но меня не проведешь. То, что рассказ зацепил Бурундая, мне абсолютно очевидно, но не выдавая этого, я начинаю по новой.

— Ростислав, сын казненного… Он очень хочет стать царем Болгарии и ради этого готов предать своего тестя!

Бурундай удовлетворенно опустил веки, показывая, что все услышал и понял. Я не сомневаюсь, что выйти на Ростислава он сможет и сам. У старого опытнейшего полководца, кроме обширной войсковой разведки, есть еще и тайная сеть всяких шпионов и доверенных лиц, через кого возможно передать сообщение кому угодно.

В наступившей тишине я смотрю на плоское неподвижное лицо монгола и думаю о том, что пора приступать к главному. Все эти комбинации с Галицким князем и Болгарской короной я раскручиваю перед Бурундаем только с одной целью. Я хочу, чтобы он закусил удила удачи и почувствовал азарт. Я знаю, что для него превзойти великого Субэдэя значит намного больше, чем все золото и добыча мира. Сделать то, чего не смог Субэдэй — дойти до последнего моря! Победить того, кого не смог до конца одолеть самый великий полководец мира — разгромить и уничтожить венгерского короля Белу IV. Всего этого желает Бурундай, и при этом он хочет, чтобы победа была чисто его, без всякого там огненного боя, на который будут тыкать его недоброжелатели. Мол Субэдэй воевал честно, а Бурундай добился победы лишь с помощью дьявола, то бишь меня. Поэтому так щедро раздавая Бурундаю козыря, я хочу вселить в него абсолютную уверенность в том, что он добьется победы и без моей помощи. Обход через Австрию, предательство Ростислава — все это должно натолкнуть его на мысль, что он сможет взять Будапешт только своими силами. Заставить мыслить примерно так…

«Субэдэй не смог, а я смогу, и этого русского лучше бы отправить куда-нибудь подальше, дабы ни у кого не возникло даже мысли принизить мое достижение».

Дело в том, что поход на венгров и вообще на юг меня совершенно не интересует. Мне нужен север и в первую очередь Германские города южной Балтики, и не сожженные в пепел, а целые и здоровые. Готовые к сотрудничеству и расширению нового торгового пути из Азии в Европу. Для этого мне необходим император Конрадин и полная свобода маневра. Самый идеальный вариант, если бы все это Бурундай дал мне сам, поскольку ссориться с ним сейчас было бы верхом глупости.

Все это промелькнуло в моей голове, и я продолжил плести свою сеть.

— Единственное, чего я опасаюсь и что может поставить под угрозу весь поход на Венгрию и дальше на юг, это по-прежнему остается Германия. Конрадин слишком мал, а его опекуны слишком ненадежны. Смогут ли они собрать всех Германских курфюрстов и обеспечить его избрание? Подчинятся ли Германские князья?

В глазах Бурундая блеснула раздраженная искра.

— Еще недавно ты говорил совершенно иное, и уверенности в тебе было поболе.

Изображаю смущение, мол что я могу поделать, человек всегда полон сомнений. Несколько секунд тишины, и снова проскрипел Голос Бурундая.

— Для вразумления упорствующих я пошлю с герцогом тумен Балакана.

— Это сильный ход! — Поддакиваю ему и тут же вношу сомнение. — Вот только Тукан и Абукан едят с рук Берке, а из верных тебе темников с тобой останется только Джаред-Асын и Тутар… Не маловато ли⁈ Может на север лучше отправить Абукана?

При имени Абукана Бурундай брезгливо поморщился.

— Нет, этот туповат, не справится!

Киваю в знак согласия и тут же словно осененный внезапным порывом:

— Может быть пошлешь с Абуканом меня, тогда и толку будет больше, и Берке руки укоротишь.

По лицу Бурундая пробежало очевидное сомнение. Идея была со всех сторон соблазнительной, но перспектива остаться совсем без огненного боя останавливала его своей нерациональностью.

Читая эти сомнения, спешу их тут же исправить.

— В этом случае я смог бы разделить свое войско и взял с собою лишь часть, а полк Хансена с баллистами и прочим огненным боем отправил бы с тобой.

Вот теперь в голове Бурундая пошел настоящий раздрай. С одной стороны отправить любимца Берке — Абукана — вместе со слишком уж сообразительным русским на север было очень соблазнительно, а с другой…

Бурундай овладел собой и уставился на меня испытывающим взглядом.

— Хорошо, я тебя услышал! А сейчас иди, мне надо подумать.

В большом приемном шатре Бурундая сегодня собраны командующие всех соединений, что находятся в его войске. Здесь и ордынские темники, и союзные русские князья, и герцог Баварии Людвиг Суровый вместе с архиепископом Эберсбахом. Все спокойно сидят по кругу, скрестив ноги по-татарски, и лишь немцы с непривычки все вертятся, явно испытывая дискомфорт.

В полной тишине звучит скрипучий голос Бурундая.

— По просьбе князя Даниила Галицкого я рассмотрел его обиду на умаление сына его, Романа, и по праву, данному мне ваном Улагчи, принял решение. Коли жинка его единственная наследница трона Австрийского, то следует ему принять корону герцога на себя. Князь Даниил верный слуга Великого хана, и отныне сыну его надлежит быть таковым вместе со всей землей австрийской. По окончании похода князю Даниилу с сыном следует предстать перед повелителем улуса Джучи, ваном Улагчи, дабы тот закрепил мое сегодняшнее решение своей волей и ханским ярлыком. Таково мое решение, а всем, кто решится воспротивится, придется столкнуться со всей силой ханского гнева и мощью его непобедимого войска. — Он сделал паузу, и взгляд его узких прищуренных глаз обвел в первую очередь монгольских темников. — Приказываю поднять бунчуки, через неделю мы выступаем!