— Он что, действительно хочет в полной броне и верхом проехаться по наплавному мосту⁈ А ежели коняка его нечто подобное на середине реки учудит, ведь потонет же, безумец!

Тут мой друг абсолютно прав, но это же аристократия, мать ее! У них впереди всего вельможный гонор да спесь. Ведь не подойдешь к нему и не скажешь: «Эй, друг, включи мозги, если ты свалишься с моста, то и пикнуть не успеешь, как все навешенное на тебя железо утащит твою благородную тушку на дно». Вчера на последнем совете эти господа мне так и ответили. Мол благородному человеку не по достоинству идти пешком! Рыцарь в походе должен следовать верхом, а не месить ногами грязь. Это удел простолюдинов!

Тогда я спорить не стал, а сегодня вижу, что следовало бы. В свое оправдание могу сказать, что вчера мне и без закидонов сиятельных сеньоров хватало дел. Весь вчерашний день тумен Абукана и Берке переходил Рейн, и все мои мысли были посвящены этому. Да, мне удалось уговорить монгол в том, что мой план — это единственная возможность разгромить короля франков, но зная мнительность Берке, я до последнего опасался, как бы он не передумал. Я был уверен — пока монгольское войско не переправилось полностью, в голове этого человека будет идти нешуточная борьба. Паталогическая подозрительность и осторожность вступят в схватку с безграничным честолюбием, и какое из этих чувств в конце концов победит, с уверенностью не скажет даже сам Берке. К счастью, желание утереть нос Бурундаю взяло верх, и все без малого девять тысяч ордынцев не только перешли Рейн, но и, не дожидаясь переправы остального войска, двинулись к перевалу через Арденны.

Сегодня же с самого утра у наплавного моста вытянулась длинная колонна тяжелой германской конницы и моей пехоты. Господ рыцарей решили пропустить вперед, я как чувствовал, что гладко не пойдет.

Прокручивая все это в голове, я еще раз оценил взглядом застопорившуюся переправу и подумал о том, что ситуацию надо спасать.

— Ежели герцог Альберт потонет на глазах всего войска, то пользы мне это не принесет никакой! — Пробормотав это, тычу кобылу пятками, и она, переходя на рысь, трусит вдоль замершего строя. За мной немедленно трогаются Прохор, Калида и весь десяток охраны.

Подъехав в голову колонны, я спрыгиваю на землю и передаю повод кобылы Прохору. Затем подняв взгляд на герцога, произношу с чуть заметной усмешкой.

— Мой друг, Альберт, не стоит испытывать судьбу! Капризные небеса не разбирают, герцог перед ними или простолюдин. Они не пощадили легендарного императора Фридриха Барбаросу, неужели ты думаешь, что сделают исключение для тебя!

Я не случайно напомнил герцогу о гибели Фридриха I, ведь тот утонул в реке при переправе. Конь сбросил его с седла, а все остальное доделали тяжелые доспехи. Это событие случилось всего шестьдесят восемь лет назад, так что должно быть еще свежо в памяти германских вельмож.

Встретившись с холодными глазами Альберта, я убираю с лица улыбку.

— Ведь не хочешь же ты, чтобы на твоем могильном камне высекли совсем не героическую фразу — утонул в реке!

Не дожидаясь реакции герцога, я, не торопясь, двинулся к мосту. Держа двух лошадей в поводу, Прохор зашагал следом. За ним Калида и десяток стрелков. Все спешились вслед за мной и повели занервничавших коней за собой. Конструкция наплавного моста хоть и зыбкая, но довольно устойчивая, главное не дергаться и держаться середины. Наши лошади к подобной процедуре уже привычны, да и идущий впереди хозяин действует на животное успокаивающе.

Не оборачиваюсь, но каким-то спинным нервом чувствую, что герцог все еще в седле и на берегу. Он смотрит мне вслед и никак не может решиться. С одной стороны, ему не хочется повторить бесславную кончину императора Фридриха, а с другой, дворянская спесь кричит об умалении достоинства!

Я иду спокойно, в полной уверенности, что рано или поздно герцог последует моему примеру.

«А куда ему теперь деваться! — С некоей долей злорадства бормочу про себя. — Ведь с того момента как я ступил на мост, каждая секунда промедления позорит его куда больше, чем прогулка пешком! Ведь все стоящее позади воинство думает, что герцог слегка труханул!»

Где-то на середине моста чувствую, как вся конструкция чуть вздрогнула и качнулась от новой нагрузки.

Остановившись, оглядываюсь назад и вижу, как герцог Альберт осторожно шагает по мосту, а следом за ним оруженосец ведет его коня.

«Ну вот, — удовлетворенно хмыкаю про себя, — здравый смысл возобладал над аристократической спесью и рыцарским самодурством!»

Дорога идет то вверх, то вниз, петляя между поросшими лесами склонами гор. Сейчас мы на самом пике горы Хое-Ахт, и отсюда открывается прекрасный вид. Невысокие горы, покрытые бесконечным лесом, раскинулись словно зеленые волны безбрежного океана.

Отрываясь от созерцания, слышу булькающий голос проводника.

— Тебе повезло, чужеземец! Обычно в это время здесь идет проливный дождь. — Вздохнув, он обвел глазами горизонт. — Я даже не припомню такого года, когда бы в октябре стояла такая погода.

Поворачиваюсь к старому бельгийцу, взявшемуся провести нас через горы, и улыбаюсь.

— Значит, небеса посылают мне удачу, Гвен Бельг!

Не отвечая, тот уклончиво щурится, мол все может быть.

Этого старика я нанял в предгорной деревушке Охтендунг. Местные крестьяне, как я узнал, частенько подрабатывали на жизнь, водя торговые караваны через горы, а вот вести чужую армию, естественно, желающих не нашлось. Тогда я вызвал старосту деревни и объяснил ему, чем может закончиться их упрямство. Я говорил с ним на той смеси немецкого и французского, на которой изъяснялось большинство этой деревни, и это в купе с моим отлично сыгранным безжалостным равнодушием произвело впечатление. У старосты не осталось ни единого сомнения в том, что этот чужак сожжёт, как обещал, всю деревню вместе с жителями, если ему не дать того, что он хочет. И тогда они нашли этого старика бельгийца, видимо, решив отдать на растерзание самого малоценного члена общины.

Пообщавшись в том же духе, как и со старостой, я объяснил старику, что мне нужно и что будет, если я этого не найду. В этой деревне, видимо, все отличались понятливостью, потому что, подумав, старик вдруг сказал.

— Я услышал, что будет если ты не найдешь искомого, — он вскинул на меня хитрый прищуренный взгляд, — но не услышал, что будет, если я помогу тебе найти.

Усмехнувшись, я вместо слов положил на стол два золотых флорина.

— Один прямо сейчас, а второй после того, как я увижу то, что мне надо.

Взяв монету, старик попробовал ее на зуб и удовлетворенно кивнул.

— Есть одна долина прям в точности, как ты ищешь. — Он спрятал монету в сжатой ладони. — В долине Синьяль, что у северного подножия горы Синьяль-де-Ботранж. Там, ежели ехать от Намюра и Льежа, то как раз дорога прямо с перевала выходит на вытянутую долину, окруженную с двух сторон пологими лесными склонами. С горы тракт идет через сплошной лес, и оттуда долины не видно почти до самого низа. Она открывается лишь с поворота и так внезапно, словно кто-то занавес сдернул.

Бельгиец вскинул на меня хитрые глаза.

— Такое место ты ищешь⁈

По описанию, это было то, что нужно, и я кивнул.

— Примерно такое.

И вот уже три дня войско петляет по лесной дороге, то взбираясь в гору, то катясь подгору. Погода действительно стоит на удивление хорошая, но все равно войско идет медленно, и, по словам проводника, таким темпом шагать еще дня три, не меньше.

К вечеру того же дня пошел дождь, словно старый хрыч сглазил. Мерзкий, холодный, превративший дорогу в настоящее испытание. Лошади скользили на текущей под копытами глине, и каждый фургон на вершину этих чертовых холмов приходилось затаскивать буквально на руках бойцов.

Еще четверо суток войско прошагало под проливным дождем. В постоянной сырости, холоде и в состоянии предельного напряжения. Мои бойцы привычно терпели, а вот ворчание господ рыцарей становилось с каждым днем все громче и громче.